Без единого выстрела - Страница 92

— Ну, ну, — каким-то непривычно теплым голосом сказал тот, спокойнее, браток. Впервой оно всегда с души воротит. Помню, пацаном заставила меня мамка курице башку оттяпать, так я потом год курятину жрать не мог, ей-богу… Ну а что ты мог сделать, когда по-другому никак?

— Свалить я мог, — преодолевая новые рвотные позывы, пробормотал Чек. — Свалить, чтобы рожи твоей лагерной не видеть…

— Мог, — неожиданно серьезно подтвердил Баландин. — Но ведь не свалил же! Значит, правильный ты мужик. Держи пять!

Он протянул руку. Чек ухватился за нее, не понимая, зачем он это делает: то ли для того, чтобы скрепить договор о дружбе и взаимопомощи, то ли просто для того, чтобы не упасть.

— Пять, — саркастически пробормотал он. — Ты считать-то умеешь? Где ты видишь пять? Чтобы было пять, как раз обе твои клешни нужны…

Его опять скрутило. Он поспешно оттолкнул изуродованную руку Баландина, отвернулся и выпустил на волю остатки своего недавнего завтрака.

— Ничего, ничего, — похлопывая его по спине, приговаривал Баландин. Привыкнешь, браток, я же привык… Ну, давай, что ты, как баба, в самом-то деле! Очухивайся скорей, сваливать отсюда надо. Как, говоришь, мамка-то тебя звала?

Чек повернул к нему бледное лицо с испачканным ртом.

— Чек, — упрямо прохрипел он.

— Ну, Чек так Чек. Все лучше, чем сява. Пошли, Чек. До поселка рукой подать, а эта мортира бабахает, как… как мортира. Пошли, Чек.

— Пошли, — сказал Чек. — Черт, — добавил он, посмотрев себе под ноги, — грибов жалко…

* * *

— К вам посетитель, — интимно прошелестел голос секретарши по селектору.

«Вот черт, — подумал Канаш, мечтательно глядя в потолок. Он пребывал в превосходном настроении, поскольку еще не знал о самоубийстве бисексуального киллера. — Вот же голос у бабы! Если не знать, какова она с виду, можно прямо-таки влюбиться. Не голос, а реклама секса по телефону. К этому бы голосу да нормальные внешние данные — цены бы ей не было!»

— Кто там еще? — подавив зевок, спросил он. Валентин Валерьянович не выспался, поскольку ночь выдалась хлопотная.

— Его фамилия Забродов, — доложила секретарша тем особенным тоном, который яснее всяких слов говорил о том, что посетителя она не одобряет.

— Впервые слышу, — сказал Канаш.

— Он говорит, что пришел по делу какого-то Аверкина.

— Впервые слышу, — повторил Канаш, резко выпрямившись в кресле. — Кто он такой? Откуда? Из прокуратуры? Кто его пропустил?

Секретарша начала что-то говорить, но вдруг как-то странно пискнула, словно попавшая в кошачьи когти мышь, потом в селекторе что-то загремело, раздался отдаленный женский крик, полный праведного возмущения: «Стойте! Туда нельзя!», и дверь кабинета распахнулась, как от сильного порыва ветра.

Канаш одним быстрым движением открыл ящик письменного стола и положил ладонь на черневший поверх бумаг пистолет.

— Здравствуйте, — очень спокойно и даже приветливо сказал возникший на пороге кабинета сухопарый мужчина среднего роста. — Прошу извинить за вторжение, но мне нужно с вами побеседовать.

Продолжая держать ладонь на рукоятке пистолета, Канаш молча разглядывал посетителя, не обращая внимания на маячившее за его плечом бледное и растерянное лицо секретарши. Опытный взгляд Валентина Валерьяновича сразу отметил множество мелких деталей, которые прямо указывали на армейское прошлое этого человека. Армейское ли? Армия у нас одна, но люди в ней служат ох, какие разные, и занимаются они самыми разнообразными делами. Одни воруют солярку прямо из баков вверенной их попечению техники и пьют по-черному в своих прокуренных кабинетиках, а другие годами не снимают сапог и спят в обнимку с автоматом. Этот, похоже, из последних. Да и как может быть иначе? Если речь идет об Аверкине, значит, этот тип работает на ГРУ, и конечно же, не в качестве перекладывателя бумажек. Для бумажного офицера у него слишком свободные движения. Интересно, зачем он пришел?

— Прошу прощения, — холодно сказал Валентин Валерьянович, лаская пальцем спусковой крючок спрятанного в ящике стола пистолета, — но способ, которым вы сюда вошли, исключает всякую возможность беседы. Попрошу вас покинуть мой кабинет. Секретарша объяснит вам, как записаться на прием. Впрочем, можете не трудиться: я вас не приму.

— Однако! — с непонятным весельем воскликнул посетитель. Он бросил насмешливый взгляд на правую руку Канаша, спрятанную под столом, и снова перевел взгляд на его каменное лицо с утиным носом и глазами-булыжниками. Значит, вы приверженец строгого порядка, инструкций и профессиональной этики? Если принять во внимание стиль вашей работы, это вызывает некоторое удивление. Я присяду?

— Нет, — возразил Канаш. — Если вы сейчас же не уберетесь, я вызову охрану.

— Вызовите лучше «скорую», — посоветовал посетитель, назвавшийся Забродовым. Он мягко оттеснил назад секретаршу и закрыл дверь кабинета перед ее носом. — Пугать меня милицией тоже не стоит. Я ее не боюсь, а вот вы боитесь. И уберите вы, наконец, руку с пистолета! Стыдно смотреть, честное слово. Не собираюсь я вас трогать, расслабьтесь! Пока не собираюсь, — подумав, добавил он.

— Значит, вы не уйдете? — уточнил Канаш. Он действительно убрал руку с пистолета и немного расслабился, но ящик стола задвигать не стал. — Что ж, присядьте и изложите свое дело. Хотя я не понимаю, какое у вас может быть ко мне дело. Лично мне представляются наиболее вероятными два варианта: либо вы просто ошиблись адресом, либо у вас не все в порядке с головой… Либо и то, и другое.